Теперь, мой недоумевающий собеседник, представьте себя в следующей ситуации:

Притча с глубоким нравоучительным подтекстом №… эээ… не помню, с каким номером!

Вы переноситесь – по мановению волшебной палочки Хари, скажем, Поттера или его друга и соратника лорда Козьемордта – в какой-нибудь волшебный Техас. Вы попадаете в некую живописную крытую тростником хижину без интернета, телевидения, радио и газет. Или нет! Все это у вас есть, но на вашем родном языке. Кусок мыла и вода – в отличие от нашего заплесневелого графа! – у вас тоже есть – сегодня я настроен добродушно!

Так вот, по правилам нашей с вами игры вы обязаны находиться в этой хижине круглые сутки, покидая ее лишь только на несколько минут в день, чтобы по необходимости посетить отдельно стоящее сооружение, своими формами напоминающее сильно увеличенный скворечник. Сначала я хотел поместить эту хижину в пустыне среди кактусов, но потом передумал и окружил ее другими такими же хижинами, населенными разной живностью – в том числе подопытными кроликами, подобно вам, и аборигенами в ковбойских шляпах и мексиканских сапогах со шпорами. Помните мою доброту!

Итак, вы живете без особых хлопот. Гамбургеры с кака-колой имеются у вас в изобилии – благо что, несмотря на все происки лорда Козьемордта, харипоттеровская волшебная палка работает исправно. При желании можете откушать и рюмку-другую текиловки. Иногда пыльный техасский ветер доносит до вас через открытое окно нежный запах весенних кактусов в цвету, лошадиное фырканье, топот копыт, отдаленный звук выстрелов из «винчестера», обрывки каких-то фраз и стонов, а также зажигательных мелодий из местного салуна. Вы испытываете полное погружение…

Как вы думаете, мой замечтавшийся собеседник, скоро ли вы заговорите на красивом техасском языке, будучи погруженным в такую замечательную атмосферу? Затрудняетесь ответить? Садитесь – вам опять двойка! Я же имею смелость утверждать, что никогда! А ведь ваше «техасское погружение» до боли напоминает ситуацию, в которую вольно или невольно помещает себя огромное число людей, живущих в чужой стране. Они практически полностью окружены родным языком, а точнее сказать, гадким суррогатом родного языка (мои чилдрыняты играють на стриту!), в который родной язык превращается без подпитки, постоянно происходящей дома, в своей родной стране. Они почти не общаются с аборигенами. Они избегают неприятного для себя воздействия на них иностранного языка. Они не хотят испытывать языковой дискомфорт. Между собой и чужим языком они воздвигли – добровольно, впрочем, – несокрушимую стену. Они живут в ими же самими созданной резервации, которую они почти никогда не покидают (как они ее могут покинуть, если она, в первую очередь, находится у них в головах!). А если и покидают, то как будто лишь специально для того, чтобы натащить из-за ее пределов в свою речь языковой грязи и мусора.