Неистощимой изобретательностью в приспособлении разных приемов к конкретным семейным ситуациям обладала Клу Маданес. Она рассказывает об одном случае, когда педиатр направил к ней одиннадцатилетнюю девочку с диабетом, не поддававшимся педиатрическому лечению. Ее мать, женщина под сорок, также была диабетиком и, по-видимому, нуждалась в лечении еще больше, чем дочь. Семья жила на пособие, и мать не уделяла болезни дочери должного внимания. Маданес, импровизируя на ходу, попросила медсестру, присутствовавшую на сеансе, отдать матери на время свой белый халат. Матери было предложено делать вид, что она — медсестра, выполняющая указания терапевта по уходу за дочерью. На следующий сеанс Маданес пришла с маленьким белым халатом для дочери и затеяла ролевую игру, в ходе которой дочь ухаживала за матерью. Вызвав таким способом ряд изменений в холоне мать-дочь, Маданес вскоре сумела изменить стереотип лечения диабета у обеих пациенток. К сожалению, и этот прием годится лишь для немногих семей. Сейчас это стратегия без пациента

Своими остроумными методами прославился Милтон Эриксон. Одним из его пациентов был психотик, считавший себя Иисусом Христом. “Я слышал, что вы плотник, — сказал ему Эриксон. — Не могли бы вы помочь мне соорудить книжные полки?” В другом случае он велел матери сесть на своего непослушного ребенка и сидеть на нем, пока не установится должная иерархия. Он предупредил мать, чтобы та приготовилась к долгой осаде, и велел ей запастись книгами, пищей и вязаньем

Когда Эдгар Ауэрсуолд, Чарльз Х.Кинг, Браулио Монтальво, Клара Рабинович и я начали работать в Уилтвикской школе для мальчиков с семьями малолетних преступников из городских трущоб, единственным источником по методам семейной терапии была одна статья Дона Джексона. С помощью одностороннего зеркала мы наблюдали друг за другом и учились на собственных ошибках. В то время наш способ лечения был конфронтационным: мы намеревались спасти семью от внешнего мира и от себя самой. В результате такого противостояния решимости и оптимизма терапевта, с одной стороны, и сознания безнадежности у семьи, основанного на более обширной информации, — с другой, часто происходили изменения: семья поддавалась настойчивым убеждениям терапевта в том, что существуют доступные ей альтернативы. Теперь я сомневаюсь в разумности приемов, которые мы применяли, однако уверен, что рвение и увлеченность терапевтов играли полезную роль. Не знаю, насколько длительными оказывались такие трансформации в реальных условиях расового и экономического угнетения. Мне известно, что в некоторых случаях это помогало надолго; в других — реальности трущоб оказывались намного сильнее терапевтических конструкций